Большие дела [СИ] - Дмитрий Ромов

class="p1">─ Действительно, странно, ─ качает головой Наташка. ─ Но ты смотри, если тебе нужно, иди, неси отчёт на ночь глядя. А она где сейчас, в горкоме ещё сидит?

─ Ну да, только отчёт этот у нас не готов пока ещё.

─ А зачем ты ей про то, что с родителями сказал? ─ спрашивает Наташка с ангельским личиком.

Ну надо же, угораздило меня оказаться под перекрёстным допросом…

Не успеваю я отойти от телефона, как он звонит опять. Передумала? Сменила гнев на милость или решила добить? Но это оказывается вообще не она.

─ Егор, привет, ─ звучит в трубке голос Романа Куренкова. ─ Новости есть. Я Снежинского выпускаю.

22. Пулеметы мои с ядерными пулями

─ Вернее, уже выпустил, ─ говорит Куренков.

Блин, какого хрена! Что происходит⁈ Мы же всё обсудили, приняли решение, все согласились, что оставлять Эдика на свободе очень опасно и что он не успокоится, пока нас в гроб не загонит или сам не сдохнет.

─ Странное непостоянство, Роман Александрович, мы же договорились с вами. Это же и ваши интересы затрагивает…

─ Затрагивает, ─ соглашается он, ─ всё верно. И по своей воле я бы его не выпустил, но за него попросили.

─ Кто? ─ просто спрашиваю я, хотя мне очень хочется сказать что-нибудь язвительное и дерзкое.

─ Гурко, ─ так же просто отвечает он. ─ Марк Борисович. Позвонил час назад и попросил.

Твою ж дивизию! С какой это радости за ничтожество Снежинского просит Гурко? Впору напрячься и конкретно так напрячься.

─ А почему, не сказал?

─ Ничего конкретного. Сказал, что близкий друг попросил.

─ Сука, ─ не сдерживаюсь я.

─ Егор! ─ тут же прилетает окрик от мамы.

─ Да мам, прости… Но он теперь будет думать, что ему всё можно… По сути, нам останется не такой широкий коридор для принятия решений.

─ Так, ─ строго говорит Куренков, ─ по телефону не стоит такие вещи обсуждать и, тем более, при маме. Давай, подбеги ко мне, пошепчемся с тобой на кухонке. Сможешь?

─ Понял, ─ отвечаю я. ─ Смогу. Сейчас подскачу, минут через двадцать.

─ Всё-таки придётся идти? ─ разочарованно спрашивает Наташка.

─ Похоже, они решили всё-таки выманить меня из дому.

─ Я тогда, наверное, домой пойду, ─ вздыхает она.

─ Нет, ─ качаю я головой. ─ Твой дом теперь здесь.

─ Пока ещё нет, ─ многозначительно поднимает она брови.

─ В смысле? ─ хмурюсь я.

─ В том смысле, что это всё ещё находится в области намерений.

─ Намерений, подкреплённых нашими словами. Этого немало, вообще-то.

─ Скажи, ─ понижает она голос. ─ А если бы… Если бы со ной что-то случилось, ну, если бы я попала под машину или утонула… ты бы себе нашёл… другую девушку? Заменил бы меня на секретутку какую-нибудь?

─ Наташ…

Блин, что ей сказать-то? В груди, пригодной к вскармливанию, кажется, бьётся сердце ребёнка…

─ Егор, ─ спасает ситуацию появление мамы, ─ ты куда это на ночь глядя? Ну, ты даёшь! К тебе Наташа приехала, а ты за своё опять!

─ Что значит «за своё», мам? Наталья подумает, что я каждый вечер ухожу куда-нибудь.

─ Ой, нет, ─ машет на меня рукой мама. ─ Это я к тому, что ты вечно в разъездах, дома тебя никогда не бывает.

─ Я быстро, туда и назад, ─ примирительно говорю я. ─ Вы и соскучиться не успеете.

А может, успеете. Это, как пойдёт. Я выскакиваю из подъезда и стучусь в тарахтящий на холостом ходу «еразик».

─ Поехали, ребят. У кого права есть, давайте за руль.

Требование вызывает замешательство.

─ Что, ни у кого прав что ли нет? Блин, ну вы даёте, орлы.

─ Да есть права, но от Скачкова приказ на этой колымаге не ездить… Ну, и мы же не можем пост оставить.

─ Поехали-поехали, нам недалеко. Тимурычу скажете, я велел.

Один из парней садится за руль, и я усаживаюсь рядом с ним. С грехом пополам трогаемся с места.

─ Скользко? ─ спрашиваю я.

─ Нормально, ─ хмуро отвечает он. ─ Дорога сухая. Нам, главное, не заглохнуть.

Доезжаем благополучно. Медленно, но верно.

─ Ты быстро, ─ встречает меня Рома. ─ Проходи на кухню. Чай будешь? Марина пирог яблочный испекла.

─ Конечно, буду, товарищ подполковник. Жизнь слишком коротка, чтобы можно было отказываться от таких чудесных вещей.

─ Философ.

Он наливает мне большую кружку чая.

─ Ого, с травками?

─ Душица, смородина, зверобой, иван-чай. А, ещё малина сушёная и шиповник. У меня тесть собирает. На пенсии делать нечего, вот занятие.

─ Респект тестю, чай чумовой.

─ Какой-какой?

─ Потрясный, Роман Александрович. И пирог шикарный. Ну всё, останусь жить у вас, харч отличный, чего ещё надо.

─ Ну-ну, харч тебе, ─ хмыкает он. ─ Тебе деньги нужны, а не харч.

─ Да, есть такое дело, ─ киваю я. ─ Бабло нужно. Ну, и вам тоже.

─ И мне тоже, ─ соглашается он. ─ А этот хрен Снежинский будет гадить.

─ Однозначно. Он сейчас себя неуязвимым почувствует. Как он с Гурко связан, пробили уже?

─ Пробили тебе… Нет, не пробили. Не знаю. Он сказал, родственник старого друга. Сейчас занимаемся этим, узнаём, что за родственник.

─ Я думаю, ─ говорю я, ─ нам надо вернуться к первоначальному плану и отослать его куда подальше.

─ Да, ─ кивает Куренков, ─ но только он может не согласиться, чем ты его прижмёшь, когда он поймёт, что за порнуху его больше не прихватят?

─ Надо ему сказать, что всё по-прежнему серьёзно и в любой момент он может снова очутиться за решёткой.

─ Надо, ─ разводит руками Куренков. ─ Было…

─ Было? ─ переспрашиваю я.

─ Да, надо было сказать, но Михал Михалыч не сказал. Да и какая разница? Тот, кто организовал звонок Гурко, наверняка сам всё скажет. Всё, что нужно.

─ Ну, с фабрики-то мне его никто уволить не запретит? Если не захочет уйти добровольно, устроим ему служебное несоответствие?

─ Чего?

─ Найдём, говорю, за что уволить, ─ улыбаюсь я. ─ Был бы человек, а недостача найдётся.

─ Но он, сучонок, не только по фабрике шныряет. Наверняка, уже вынюхал что-нибудь. Надо нам и с Игорёшей разобраться. Что там твой Баранов, сможет его законопатить?

─ Баранов всё сможет, если ему не мешать, а у меня на его счёт нехорошее предчувствие.

─ Что ещё за предчувствие?

─ Что Печёнкин его сожрёт. Он сейчас был прямо-таки уверен в своей победе и может расценивать моё освобождение как временное отступление, за которым обязательно последует реванш.

─ Печёнкин может. Но мы должны упредить все его поползновения.

─ А как упредить-то, Роман Александрович? ─ спрашиваю я. ─ Истреблять гадов будем, как Ван Хельсинг нечистую силу?

─ Я про такого товарища ничего не слышал, но у этой идеи есть определённые плюсы.

Повисает пауза, во время которой мы пристально смотрим друг другу в глаза.

─ И Игорёшу тоже в топку? ─ спрашиваю я. ─ Все они дрова истории?

─ То же мне дрова, ─ хмыкает Куренков. ─ Ни света, ни тепла. Копоть одна.

─ Этак мы с вами в санитаров леса превратимся.

─ А мы и есть санитары, ─ серьёзно заявляет он.

─ Нам только ещё пёсью голову и метлу к седлу прикрепить остаётся.

─ Ты, Егор, не ёрничай, ─ говорит Роман, ─ а лучше подумай. И ни с кем этот разговор не обсуждай. Пусть между нами останется, лады?

─ Разумеется, Роман Александрович.

─ Вот и хорошо, ─ устало вздыхает он. ─ Ты пирог-то ешь, не стесняйся, добавка имеется.

─ Роман Александрович, ─ говорю я, отделяя вилкой кусок пирога. ─ Поговорите с Валей, пожалуйста.

─ На предмет чего?

─ На предмет Снежинского. Я бы всё-таки попробовал его услать на Калыму или Магнитку.

─ Ну, попробуй, я-то причём?

─ Так